***
                              Меркуцио, молчи. Ты пустомеля.

Пусть заберёт скорей чума
семейства ваши оба!
Потёмки вашего ума
теснее крышки гроба.

Нехорошо тому жилось,
кто, как оценщик в лупу,
всю глупую увидел злость
и злую вашу глупость.

И поздно звать ему врача,
прописывать лекарство.
Ему осталось  -  отвечать
весёлым зубоскальством.

И вашей ненависти вид,
и вашей страсти пылкой
широкий рот его кривит
язвительной ухмылкой.

Он сыплет слов колючий град,
городит небылицы
и бесконечный маскарад
разыгрывает в лицах.

А вот сейчас, среди толпы,
прижал к ладони рану
и тёплую глотает пыль
с булыжника Вероны.

И окружает тишина
его, как стены склепа.
И жизнь уже не так смешна,
а смерть всегда нелепа.

Холера ваши пусть дома
возьмёт и их обиды!
Его же королева Маб
к себе зачислит в свиту.

Зимний  пейзаж

Итак, выходят ловчие из леса.
За ними следом масти неизвестной
спешит семейство псов из-под навеса
ветвей, давно утративших листву.
Лежит в ягдташе невезучий заяц.
Хромает и сутулится борзая.
Они идут опушкой, увязая
в снегу, что навалило к Рождеству.

А праздника ещё не вышли сроки.
Летят по небу галки и сороки.
И глазу открывается с дороги
картина с живописным городком,
где острые оснеженные крыши,
где в камельке огонь мелькает рыжий,
а жители, надев коньки и лыжи,
утюжат реку, ставшую катком.

Там гуси подрумяниться успели
на вертеле, там тёплые постели,
там можно опрокинуть кружку эля
и платье просушить на чердаке.
Там с рынка возвращаются кухарки.
Там прячутся в чулки для чад подарки,
а те пока что режутся в азарте
поочерёдно в кёрлинг и хоккей.

А праздник подступает постепенно.
И в кабачках уже сдувают пену.
И по центральной улице степенно
гуляет бургомистр с дочерьми.
Идут навстречу мельник с сыновьями...
И слышно, несмотря на расстоянье,
как за рекой играют на баяне
этюды фортепьянные Черни.

Куда-то тащит, позабыв про возраст,
старуха через мост тяжёлый хворост
и этим оживляет в целом холст,
хотя, на первый взгляд, пустяк, деталь,
но как же хороша она и к месту...
И горы нависают снежной массой.
Такая вот, друзья, картина маслом.
Стоит охотник, вглядываясь вдаль.

***
он просыпается поздно и варит кофе
изредка ходит в гости к одной модистке
по вечерам к луне обращает профиль
и изучает пятна на лунном диске
сидя со старым армейским биноклем в кресле
если объект наблюдений скрывают тучи
запись находит последнего матча челси
или из раннего что-нибудь бертолуччи
и в темноте под мерцанье и треск экрана
думает засыпая о жизни странной
думает что скучна а порой комична
в общем обычна по-своему гармонична
но быстротечна конечно же и конечна

***
                                Соседа ль вызвать на дуэль?
                                                  Саша Соколов

Прослыть рискуя снобом пошлым,
сказать по чести, господа,
родиться в веке позапрошлом
хотел бы барином, о да:
тому назад лет этак двести
имел бы мелкое поместье
душ в полтораста за душой,
а также сад вишнёвый или
какой иной, чтоб приносили
доход, хотя б и небольшой.

Осенним днём по первопутку,
тирольским фетром осенив
главу беспечную, на утку
идти с ружьём вдоль сжатых нив,
присвистнув пса, каприза ради...
заряды к вечеру потратив
впустую (ствол, должно быть, крив),
шагать обратно, в ус не дуя,
пейзанку повстречав младую,
лобзать, за праздность пожурив.

К соседу съездить в шарабане
продолжить давний спор из-за
лужков и рощи иль за баней
палить в трефового туза...
дел, в общем, много: глянуть строго
на баб с высокого порога
и пару бородатых рож,
вздохнуть картинно: "всё не то-де",
потом по аглицкой методе
взамен овса посеять рожь.

И, в ожиданье урожая
себя занять не зная чем,
поэтам старым подражая,
марать бумагу при свече:
сперва, в дождливую погоду,
кропать торжественную оду,
а там, глядишь, из-под пера,
итогом творческих усилий,
бежит уже в новейшем стиле:
"Мой дядя самых честных пра..."

Портрет неизвестного

Его бородка острая седа.
Такие точно, помнится, носили
тому лет двадцать, кажется, в России
поэты-символисты... Иногда,
надев сюртук потёртый тёмно-синий,
в восторг немалый он приводит дам,
на хриплом антикварном клавесине
в салоне N. играя по средам.

Неуловим акцент: "Гуно... Россини...
квартет для струнных ре минор... о, да..."
И вот куда-то в ночь через осенний
уходит парк, по лужам в корке льда,
рассеянно кивая чёрной псине,
что увязалась по его следам.

Почтовые отправления в графстве Корнуолл

Милая Мэри, снова пишу к тебе.
Скоро полгода, как ты укатила в Лондон.
Плачет ночами ветер в печной трубе.
Что-то невесело в нашем большом, холодном,
мрачном доме, притих без тебя наш дом.
Даже чердачный ставень скрипит с трудом.

Помнишь прогулки летние вдоль реки?
Ты улыбалась, платье твоё белело.
Вскоре приехал Роджер просить руки.
Словно сто лет назад. Я зимой болела
долго, горячка, кашель и горлом кровь.
Но не волнуйся, прошло, пациент здоров.

Целую вечность не слышала о тебе.
Вот уже месяц письма не приходили.
Как там в столице, так ли высок Биг-Бен?
так ли роскошны витрины на Пикадилли?
Я тут, представь, не листаю журналов мод.
Не отражаюсь, кажется, и в трюмо.

По вечерам с болот долетает вой.
Знаешь, отцу в последнее время хуже,
бродит по дому потерянный, сам не свой,
не замечает меня, это просто ужас,
смотрит, не видя, и напевает вслух
что-то, за ужином кинул салфеткой в слуг.

Впрочем, из слуг остался лишь старый Джон.
Томас-садовник уволился, из каприза
странного, только представь, заявил, что он
жить не останется в доме, в котором призрак.
Флоксы твои заглохли у нас в саду.
Не понимаю, что он имел в виду.

Я совсем перестала спать по ночам.
Тихо хожу по комнатам, глажу вещи.
Слушаю, как в гостиной часы стучат,
и как всё тот же ставень скрипит зловеще.
И через щели вползает туман к утру.
Любящая тебя бесконечно Рут.

Homo  erectus

грустно но что тут поделаешь болен и стар
память подводит и колики в области почек
принят на службу по просьбе жены секретарь
ровные зубы и каллиграфический почерк

он говорит герр профессор и чинно молчит
смотрит с прищуром на кончик ножа за обедом
но волноваться давно запретили врачи
тему закроем и думать не будем об этом

для размышлений есть масса материй иных
скажем строенье скелета австралопитека
данные крайне неполные следует их
классифицировать и занести в картотеку

как матерьял для доклада учёный совет
в эту декаду а вечер декабрьский недолог
кажется всё-таки мы тупиковая ветвь
как-то за чаем изрёк один палеонтолог

спорный и в общем ошибочный взгляд на предмет
траты не стоящий времени сил и бумаги
но и прямых доказательств обратного нет
что бы там ни утверждали коллеги в гааге

вы герр профессор увы вымирающий вид
надо признаться и скоро сойдёте со сцены
вон каменеет диван как в триас трилобит
и простыня холодна словно лёд плейстоцена

не в кого кинуть тяжёлый чернильный прибор
матерьялисту потомку того гоминида
а секретарь и жена это просто отбор
самый естественный путь эволюции вида

***
Усталый киллер, взявши бюллетень,
проводит день за чтеньем детектива:
труп, частный сыщик, поиски мотива,
таинственная в подворотне тень...

Под вечер, преодолевая лень,
спускается, идёт неторопливо
в ближайший бар, где наливает пиво
хозяин лысый, вылитый Монтень,

где, выслушав знакомый анекдот,
смеётся, в продолженье разговора
кивает, да, мол, цены каждый год

всё выше, кризис, пенсия не скоро,
и думает: "Старею... жизнь идёт...
и кто же, всё-таки, убил майора?.."

***
Палитра осени: вот охра, вот кармин,
немного сепии и мокрая сангина.
    И хорошо бы затопить камин.
                Но нет камина.
А славно было бы, накинув тёплый плед,
глядеть задумчиво на тлеющие угли,
    тяжёлой кочергой на склоне лет
        орудуя, чтоб не потухли.
Чего ещё желать? Табак и добрый эль.
    В зрачках огня и мыслей отраженье.
И чутко вздрагивает рыжий спаниель,
    во сне встревожен выстрелом ружейным.

Да, славно было бы... На деле всё не так.
    На деле  -  кухня, жёлтые обои.
    Вот ты сидишь, и в мыслях суета,
и тяжесть в печени, и в сердце перебои.
Камин отсутствует. Под потолком горит
        лишь лампочка. Вот так на деле.
Несостоявшийся, похоже, сибарит
    давно небрит и несколько похмелен.
    Что тут сказать? Превратности судьбы,
непостижимые ни в частностях, ни в сумме.
    А рыжий пёс... да, пёс когда-то был.
    Но вот уже шестнадцать лет как умер.