Космистская мысль, возникшая и получившая развитие на русской почве, является едва ли не единственным - наряду с "русским марксизмом" и "русским формализмом"  -  направлением отечественной мысли, которому удалось преодолеть рамки регионального любомудрия и стать частью "общемировой" истории философии.
Данное положение дел обусловлено оригинальностью проблематического поля русского космизма, состоящей в следующем: по преимуществу созерцательная, натурфилософская проблематика космичности жизни соединилась с проблемой действия и исторического свершения. Налицо своего рода синтез натурфилософии и этики, или скорее  -  политики.
Такого рода синтетичностью обусловлена и парадоксальность оснований космистской мысли. Следование в русле этого парадокса порождает две полярные установки: экологическую и эсхатологическую.
Для начала остановимся на основополагающем для данного мыслительного проекта парадоксе.
Исходным различием, от которого отталкивается космистская мысль, является различие между живым и мертвым (косным). Причем такое различие мыслится тотально  -  в масштабе космического целого. Жизнь есть особое, ни к чему не сводимое состояние пространства-времени .
Жизнь обладает следующими свойствами. Во-первых, все процессы в живом необратимы, в отличие от циклических процессов в пространстве неживого. Во-вторых, жизнь в своей основе автотрофна и автономна: она непосредственно синтезирует себя из мертвого и не требует для своего утверждения другой жизни. И, наконец, в-третьих, живое экспансивно. Причем давление жизни на жизненную среду инертно и открыто к стихийному порождению новых форм. Человечество тоже является такой развившейся формой живого вещества, оказывающей мощнейшее воздействие на среду .
Сам агент космистской мысли, как часть кишащего живого вещества, затянут стихийной экспансией жизни. Он переживает свою мысль как непосредственное проявление особой геологической силы  -  творческой мысли человечества, сходной с процессом образования древесных растительных форм 80 млн. лет назад, которое полностью преобразило ландшафт земли .
Для космистской мысли, переживающей себя как проявление жизненной стихии, немыслимо отсутствие жизни. Живое выступает своего рода достаточным основанием. Жизнь - это некий бог натуралистов. По аналогии с лейбницевским Богом, которому достаточно быть возможным, чтобы быть действительным, жизни достаточно быть действительной, фактичной, чтобы стать возможной. Другими словами: если жизнь есть, невозможно, чтобы её не было.
Однако порядок техники, посредством которого и осуществляется воздействие творческой мысли человечества, как геологической силы, есть порядок косных тел и обратимых процессов. И это прерывает стихийную необратимость жизни. Ведь орудие тотального уничтожения живого тоже является воплощением творческой мысли. Поскольку космистское мышление исходит из постулата о немыслимости отсутствия жизни, живое, естественно порождающее собственную космическую смерть, оказывается парадоксальным.
Мы сталкиваемся с эсхатологическим парадоксом в самых основаниях космизма. И здесь, как представляется, возможны только два сюжета.
Первый, это поворот к экологической установке. Вернадский, как и наследующий ему современный экологизм, пытаются обеспечить "правильное" применение творческой мысли неким внешним вмешательством: государства, наиболее продвинутых учёных (что-то вроде "Римского клуба"), ООН и пр. К творческой мысли прилагается некая "мысль о моральной ответственности за жизнь в космическом масштабе".
Но ведь сама мысль - это форма стихийно утверждающейся жизни и, поэтому, она по природе своей аморальна как сама жизнь.
Таким образом, в своей "классической" интерпретации экологическая установка выступает оснащенной некой идеологией сциентистского оптимизма.  Мысль здесь сходит со своих оснований. Т. е. - перестает быть таковой.
Однако в рамках экологической установки возможен другой ход, позволяющий сохранить экологическую мысль.
Так или иначе, мышление осуществляется в языке. Предполагающий письменную фиксацию язык "научного творчества" является открытой системой: это совокупность дополняющих друг друга научных текстов (проектов, чертежей, технологических описаний и др.). Тексты суть те же косные тела, что и искусственные тела технического порядка . Живой индивид, осуществляющий научную мысль, приводит во взаимодействие эти косные тела-тексты. Продуктом такого рода мыслительного усилия вновь оказывается косное тело - графически фиксированное инженерное изобретение, научное открытие и пр. Далее, попадая в систему косных тел технического порядка, этот текст определяет производство новых косных тел.
Для того, чтобы космистская мысль осталась на своих основаниях необходимо противопоставить стихийные, необратимые процессы мысли и творчества - мертвому порядку научно-технической системы, который питается энергией этих процессов. Это возможно лишь в том случае, если продукты мышления и творчества будут переоценены. А именно: будут поняты как косные геологические отложения стихийного процесса мышления.
Речь идет о смещении акцентов проекта Европейского Просвещения, которому наследует космизм. На заре модерна Ф. Бэкон отождествляет знание с могуществом. Однако перед лицом эсхатологического парадокса и сопутствующей ему исторически экологической катастрофы следует понять, что познание  -  не сила, но  -  творческий процесс. Что важен - не результат, но  -  сам акт мысли и творчества.
Ноосфера тогда получит иной статус: статус отходов, даже если последние токсичны. Ноосфера - это не некое эволюционное состояние биосферы, а своего рода помойка человеческой культуры. Она разрастается в процессе саморегуляции жизни, рассеянной в её конкретном индивидуальном осуществлении, и подлежит вторичной колонизации со стороны естественного индивида. Пафос созидания нивелируется .
Причем индивид сохраняет свою анархическую естественность ценой утраты "фантазма естественности", фантазма экологической чистоты. Подлинная экологическая установка (удерживающаяся в рамках логики космистского мышления) не сводится к призыву: Не будем мусорить! Нет, мусорить мы так или иначе будем, поскольку мы  -  люди. Экологический призыв - это конкретный призыв к индивиду, чтобы сам он не стал частью этого мусора, не растворился в его производстве. Это сотериологическая установка, предполагающая отношение к творчеству как к практике "имманентного спасения" .
Пионером экологической установки является Виктор Владимирович Хлебников, соривший рукописями и писавший на деревьях. Его проект  -  это разотождествление творческого акта и произведения: противопоставление творческой саморегуляции конкретной жизни - производству мыслей и стихов.
Далее - ленинградские реалисты. Именно в их творчестве появляется лирический герой "блаженный исследователь", для которого результат заслонен абсолютной ценностью процесса: здесь можно вспомнить и "Безумного волка" Н. Заболоцкого, и "Хвалу изобретателям" Н. Олейникова, и так называемые "трактаты" Д. Хармса, а также эфир, экспериментально вдыхаемый А. Введенским .
Однако возможен и другой сюжет. Форсирование эсхатологического парадокса разрушает экологическую установку и реализуется в эсхатологической установке.
Творческая мысль производит в том числе и орудие массового уничтожения живого, другими словами - жизнь порождает в себе возможность собственного несуществования, собственной невозможности. Следовательно, для сохранения принципа космичности жизни необходимо такое преобразование природного порядка, которое устраняет смерть из природы. Что и будет соответствовать установлению разумной регуляции естественных процессов.
Человеческая форма живого вещества во всей своей совокупности (на протяжении всей человеческой истории) есть эволюция к состоянию родового бессмертия. Так же как вся геологическая история биосферы есть эволюция к её полностью преображенному состоянию. Поэтому все умершие должны быть воскрешены, а все мертвые пространства заселены.
У истоков эсхатологической установки в русском космизме - "философия общего дела" Николая Федорова, объединяющая ученых, пророков и трудящихся планеты в трудовые армии воскресителей .
Здесь, как и в экологической установке, акт самоценен (ибо результат утопичен и лишь привносит цель ). Однако, речь идет не о практике индивидуального уклонения к саморегуляции. Напротив, это захватывающий экзистенцию процесс социального творчества, потому что устранение природного зла, смерти, требует устранения зла социального  -  отчуждения и неравенства.
Идеи Федорова о вселенском братстве людей в деле победы над смертью не только оказались созвучны событию пролетарской революции, но и во многом определили его горизонт.
Если говорить о воплощении эсхатологической установки, то это в первую очередь люди действия. Во-первых, следует упомянуть курируемый М. Горьким Всесоюзный институт экспериментальной медицины (ВИЭМ) при Совете Народных Комиссаров СССР, сотрудники которого в частности занимались бальзамированием и исследованием тела Ленина. Далее, это ученик и последователь Федорова  -  К. Э. Циолковский. Именно по его чертежам в КБ С.П. Королева была сконструирована ракета, выведшая на орбиту земли первого человека. И, наконец, инженер-мелиоратор, писатель А. Платонов, поднимающий в своих произведениях пласт живого языка эпохи, пронизанного утопией физической победы над смертью.