Авторский перевод 6 лингвогобеленов |
1й -- на языках: старо-верхне-немецком; тнауарр (народность Филиппин); итальянский; луи-хеттский (древний, территория современной северо-восточной Турции); старо-сиамский; хтачингу (исчезающий народ юго-западной Африки).
"Выбирать между чёрно-белым и цветным виденьем мира -- будто заблудиться меж замков двух королей, выставляя напоказ свою нужду в высочайшем совете. Но духи места, обиженные твоей ленью помочь себе, размягчают стены крепости, к которой ты уже приставил лестницу -- и небо оседает на твоих следах утреннею ледяною коркой, выдавленной сквозь трещины сорвавшегося открытия сокровищ, превратившихся в существ ненаступившей ночи, не способной застелить обочины дороги мокрыми вихрящимися листьями, ожидающими распахиванья окон... А окна всего лишь спрятались за щитами своих стен, но так и не проросли в них. На них похожи недослушанные просьбы солнца признать луну ярче, чем оно само!.. Сквозь его протуберанцы слышны усмешки нерасшифрованных письмён, наблюдающих, как потомки бьются над мнимой непереводикостью пиктограмм. Куда иероглифичнее выглядят укоры древним поэтам: они не сообразили составить межвременной разговорник! Но тот, кто не боится сорваться в ущелье скрытых смыслов, научится летать над интонационными перепадами ушедших наречий, растапливая заледеневшее небо, истуманенное бессоньем памяти."
2й -- на языке хекагуайчиунэ (исчезающий народ, живущий в Андах на границе Парагвая и Чили).
"Пещера, отрезвлённая своею тупиковостью -- лучший лекарь для стен, опьянённых окнами в них. Отсверки в снах оконных безразличий -- это бьющиеся об усталость дверей попытки камней присниться себе хрупкими. Наконечники их взглядов-копий безболезненно кровоточат слепотою ресниц-оперений,,,"
3й -- на языке рдеогг-семфанг (изолированный народ на стыке границ Камбоджи и Вьетнама).
"Мы назвали острова сгущённого небытия среди пересохших рек именами нерождённых божеств, скормленных жрецами вечно голодным безымянностям. Кто срывает налившиеся льдом плоды перезревшего ветра, тот вымостит ими шаги своего побега из солнечной кроны к лунным корням, разрешив им прорасти в преджизнье сердцевины."
4й -- на языках: корейском; согдийском (древний Иран, Афганистан, Таджикистан); шоштхвуа (индейцы северо-запада США); аксум-гёёз (древняя юго-западная Турция); сандаве (ЮАР).
"Снег никогда не признается в своей белизне, пока не взглянет на себя в зеркало своего могильщика -- весеннего ручья. Лишь тогда он восклицает о своей одноцветной судьбе тотема, приносимого в жертву всеядному теплу. Но он не догадывается научиться у песка перегрызать пустоту, сковавшую его с миражами оазисов -- и захлёбывается в произраках позапрошлых вечностей."
5й -- на языках: немецком; чероки (индейцы юга США); тангут (древняя граница Монголии и Китая); ваи (восточная Африка); чибча-артамбо (Перу); пиктский огам (древняя Англия); тирон (одно из племён этрусков).
"Посреди пройденного вдруг осознаёшь необходимость переименовать любовь к себе в привязанность к ознобу от самого себя. И тогда начинаешь отличать выход из себя от взгляда на себя со стороны -- они более разные, чем пред-Верье и пред-метие. И ощущаешь себя совместным произведением Небес и Земли: бездонным, бесконечным, безымянным, средь-всего-рождённым,,, Если в тебя вторгается иномерье, чей капризный клюв хочет втиснуться в твои знания и веру,-- собери сшелушившиеся с надменности зеркал отражения недосмотревшихся в них, смешай со своим мастерством дождаться: когда у амальгамы проснётся память трещин, на языке которых стёкла объясняются друг другу в любви к бьющим их камням. Но их спасает умение выпрыгивать из притч до того, как поведавшего их пророка побивают камнями. Впрочем, всякий булыжник, отскочивший с чувством выполнившего свой долг палача, ловит себя на одном: он оттолкнулся от тела казнимого, приняв его веру! Тогда и настаёт пора собирать эти камни -- чтобы сложить из них храм во имя убиенного!..".
6й -- на языках: тлацкотек (древняя Гватемала); вест-готский (древняя северная Европа); джу-инь-цзы-му (древняя Манчжурия); уавниффа (центральная Африка).
"Прозрачный панцирь пернатой черепахи -- это окно в тайну самоочищения неба от звёздной чешуи. Озеро смыслов, подслащённое непереводикостями, заставляет свои донные горячие ключи клокотать с оледеневшими интонациями: их ветви плодоносят перезревшими обещаниями пепла не опадать на замерзающий в вулкане город. Его жители спасаются пониманием: посадить время за решётку календаря -- значит спрятаться от себя самих внутри неспособности жить вне времени. Так отсчитывает время моллюск, чей конец света -- в трещинах его раковины; но для волны, метнувшей раковину в отражение умершего штиля -- это начало штормящей бесцветности. Её видишь, когда случается заблудиться в джунглях ягуаровых размышлений, где легко оступиться в норы блаженного кроличьего бездумья. И тогда остаётся опасаться лишь пламени, выплёвывающего собственные дрова: оно не жжётся, но выжигает лики тех, кто был сожжён за владение языками пепла. Там долгие гласные не долго слышатся сквозь затвердеважность вечно остывающей пемзы-послесмыслия,,,".
сам себя перевёл Вилли Р. Мельников
"Выбирать между чёрно-белым и цветным виденьем мира -- будто заблудиться меж замков двух королей, выставляя напоказ свою нужду в высочайшем совете. Но духи места, обиженные твоей ленью помочь себе, размягчают стены крепости, к которой ты уже приставил лестницу -- и небо оседает на твоих следах утреннею ледяною коркой, выдавленной сквозь трещины сорвавшегося открытия сокровищ, превратившихся в существ ненаступившей ночи, не способной застелить обочины дороги мокрыми вихрящимися листьями, ожидающими распахиванья окон... А окна всего лишь спрятались за щитами своих стен, но так и не проросли в них. На них похожи недослушанные просьбы солнца признать луну ярче, чем оно само!.. Сквозь его протуберанцы слышны усмешки нерасшифрованных письмён, наблюдающих, как потомки бьются над мнимой непереводикостью пиктограмм. Куда иероглифичнее выглядят укоры древним поэтам: они не сообразили составить межвременной разговорник! Но тот, кто не боится сорваться в ущелье скрытых смыслов, научится летать над интонационными перепадами ушедших наречий, растапливая заледеневшее небо, истуманенное бессоньем памяти."
2й -- на языке хекагуайчиунэ (исчезающий народ, живущий в Андах на границе Парагвая и Чили).
"Пещера, отрезвлённая своею тупиковостью -- лучший лекарь для стен, опьянённых окнами в них. Отсверки в снах оконных безразличий -- это бьющиеся об усталость дверей попытки камней присниться себе хрупкими. Наконечники их взглядов-копий безболезненно кровоточат слепотою ресниц-оперений,,,"
3й -- на языке рдеогг-семфанг (изолированный народ на стыке границ Камбоджи и Вьетнама).
"Мы назвали острова сгущённого небытия среди пересохших рек именами нерождённых божеств, скормленных жрецами вечно голодным безымянностям. Кто срывает налившиеся льдом плоды перезревшего ветра, тот вымостит ими шаги своего побега из солнечной кроны к лунным корням, разрешив им прорасти в преджизнье сердцевины."
4й -- на языках: корейском; согдийском (древний Иран, Афганистан, Таджикистан); шоштхвуа (индейцы северо-запада США); аксум-гёёз (древняя юго-западная Турция); сандаве (ЮАР).
"Снег никогда не признается в своей белизне, пока не взглянет на себя в зеркало своего могильщика -- весеннего ручья. Лишь тогда он восклицает о своей одноцветной судьбе тотема, приносимого в жертву всеядному теплу. Но он не догадывается научиться у песка перегрызать пустоту, сковавшую его с миражами оазисов -- и захлёбывается в произраках позапрошлых вечностей."
5й -- на языках: немецком; чероки (индейцы юга США); тангут (древняя граница Монголии и Китая); ваи (восточная Африка); чибча-артамбо (Перу); пиктский огам (древняя Англия); тирон (одно из племён этрусков).
"Посреди пройденного вдруг осознаёшь необходимость переименовать любовь к себе в привязанность к ознобу от самого себя. И тогда начинаешь отличать выход из себя от взгляда на себя со стороны -- они более разные, чем пред-Верье и пред-метие. И ощущаешь себя совместным произведением Небес и Земли: бездонным, бесконечным, безымянным, средь-всего-рождённым,,, Если в тебя вторгается иномерье, чей капризный клюв хочет втиснуться в твои знания и веру,-- собери сшелушившиеся с надменности зеркал отражения недосмотревшихся в них, смешай со своим мастерством дождаться: когда у амальгамы проснётся память трещин, на языке которых стёкла объясняются друг другу в любви к бьющим их камням. Но их спасает умение выпрыгивать из притч до того, как поведавшего их пророка побивают камнями. Впрочем, всякий булыжник, отскочивший с чувством выполнившего свой долг палача, ловит себя на одном: он оттолкнулся от тела казнимого, приняв его веру! Тогда и настаёт пора собирать эти камни -- чтобы сложить из них храм во имя убиенного!..".
6й -- на языках: тлацкотек (древняя Гватемала); вест-готский (древняя северная Европа); джу-инь-цзы-му (древняя Манчжурия); уавниффа (центральная Африка).
"Прозрачный панцирь пернатой черепахи -- это окно в тайну самоочищения неба от звёздной чешуи. Озеро смыслов, подслащённое непереводикостями, заставляет свои донные горячие ключи клокотать с оледеневшими интонациями: их ветви плодоносят перезревшими обещаниями пепла не опадать на замерзающий в вулкане город. Его жители спасаются пониманием: посадить время за решётку календаря -- значит спрятаться от себя самих внутри неспособности жить вне времени. Так отсчитывает время моллюск, чей конец света -- в трещинах его раковины; но для волны, метнувшей раковину в отражение умершего штиля -- это начало штормящей бесцветности. Её видишь, когда случается заблудиться в джунглях ягуаровых размышлений, где легко оступиться в норы блаженного кроличьего бездумья. И тогда остаётся опасаться лишь пламени, выплёвывающего собственные дрова: оно не жжётся, но выжигает лики тех, кто был сожжён за владение языками пепла. Там долгие гласные не долго слышатся сквозь затвердеважность вечно остывающей пемзы-послесмыслия,,,".
сам себя перевёл Вилли Р. Мельников